Женщина закрыла глаза. Вздохнула со стоном. Потом резко распахнула ресницы во всю ширь и сказала с резкой злобой.

— Убей моего мужа. Отомсти за меня.

Тело баронессы дернулось, из угла губ потекла тонкая струйка ярко алой крови и глаза ее — прекрасные карие глаза — остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами.

Фельдшер подошел неслышно, приложил два пальца к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами.

— Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла… Теперь она на пути ушедших богов.

— Как это случилось? — спросил я унтера, с трудом заставив себя отцепиться от ее ладони.

— Мы дверь открыли, а этот, — пнул он сапогом труп кирасира, — стал стрелять из револьвера. Я как положено по инструкции кинул гранату. Ну и…

— Не вижу я твоей вины, — торопливо сказал я ему, а то он снова начнет себя душить своим же ремнем. — Уберите отсюда это стерво, — кивнул я на труп кирасира, — и оставьте меня тут одного ненадолго.

Пошло оно все верхним концом вниз. Я горевать буду. Взяли мы этот замок Ройн просто на шарап. Даже бронетехника оказалась лишней. Достаточно было нашим драгунам помахать перед носом старшего караульного в воротах кирасирского портупей-юнкера пакетом, опечатанным пятью печатями столичной контрразведки и властным голосом приказать позвать 'главного'. А там и ворота отчего-то вдруг оказались в наших руках, как и прибежавший разбираться с гостями 'главный'. Кирасиры отчего-то враз без оружия и связанные в караулке.

Дальше все пошло как на полигоне. Четко. Слаженно. И практически без потерь.

Мне просто не повезло, что баронессу допрашивал борзый такой баннерет. И четкая инструкция по зачисткам зданий и сооружений. Сам ее такую писал, чтобы в рядах штурмовиков стало меньше потерь.

Замок Ройн в плане был почти пятиугольник. Каждое прясло длиной примерно семьдесят метров и в высоту восемь. Стены монументальные. На углах толстые круглые башни. Даже проездная башня располагалась в одном из углов крепости, но была двойной. Снаружи стен никаких призамковых поселений. Внутри квадратный донжон с площадкой на крыше и голубятней, три жилых двухэтажных корпуса с маленькими окошечками, образующих внутренний двор и различные службы — конюшня, сеновал, кладовые, каретный сарай… эти во внешнем дворе. Все строения капитальные из дикого камня под позеленевшей медной кровлей. Лишь крыши башен и крытая галерея по стенам из дерева.

Все решал первый сбросок и порыв, иначе забаррикадировавшихся в таких капитальных домах мятежников будет практически не выкурить даже с артиллерией.

На наше счастье нас тут не ждали и службу войск, как то из устава следует, не несли.

Женщин тут содержали хоть и в тюремном режиме, но относительно комфортабельном.

В первом же корпусе обнаружилась длинная комната — возможно бывшая трапезная, плотно заставленная стеллажами с папками и укладками.

Пожилого канцеляриста в гражданском мундире, который этим архивом заведовал 'волкодав Моласа' заскочив сюда, сразу заколол штыком, чем вызвал у меня крайнее раздражение. Я уже понимал, что такие вот 'муравьи' в основании бюрократической пирамиды знают намного больше своих 'благородных' начальников.

Вошел Молас, сразу отправил своего подчиненного дальше с наказом 'брать только живьем', а мне приказал.

— Савва, разберись тут с бумагами в первом приближении.

— А?…

— Найдем твою милую и без тебя. А то ты в запале можешь и сам дел натворить и погибнуть по глупости, — припечатал генерал. — Помни о главном.

Оставил мне Ягра в помощь и поставил пост с наружи дверей пост из своих ребят. Предварительно они вынесли наружу труп канцеляриста.

Как я и ожидал, большинство бумаг было дарственными и купчими. С ландкартами и описаниями городской и сельской недвижимости. Даже представить себе было трудно с каким широким размахом готовился это рейдерских захват феодальной собственности в центральных районах империи.

Показалось даже, что создателей этой преступной схемы устраивал любой исход гвардейского мятежа. Впервые я четко подумал, что возможно, к взрыву в охотничьем замке гвардия никакого отношения и не имеет. Что Тортфорты тут такой же памперс как я. Даже закралась в голову шальная мысль, что расстрел мною мятежных Тортфортов тоже был просчитан заранее неведомыми кукловодами. И на этом умозаключении я успокоился — никто не будет здесь этих женщин убивать. И раздевать до белья не будут. Не черные риэлторы средней полосы России в стачке с участковыми тут орудуют, а аристократия, повязанная еще некоторыми условностями. Вынимая у вас кошелек, они будут предельно вежливо вас титуловать, как положено.

А потом в архив ввалился этот унтер с повинной…

В подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейфорта. Тут даже у Моласа глаза на лоб полезли.

Вот и все.

Забавно, но в подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейфорта. Тут даже у Моласа, которого сложно чем-либо удивить, глаза на лоб полезли.

Молас с удивлением смотрел на человека, чье место в дворцовой иерархии он занял, потом спросил, каким образом его сиятельство оказалось в столь атмосферном узилище. Да еще в одиночестве.

— Привезли. Заперли. Ничего не сказали. Последний день даже не кормили. Третий день я уже тут.

— То есть вы хотите сказать, ваше сиятельство, что ничего не знаете? — Молас был само радушие.

— Нет. Не знаю. Но догадываюсь, генерал.

Ключа от решетка так и не нашли. Принесли ножовку и два 'волкодава' быстро выпилили два толстых прута. Железо было старое, сыродутное и с визгом быстро поддавалось мелким зубьям закаленного полотна.

— Вы свободны. ваше сиятельство, — Молас сделал рукой приглашающий жест. — Ах, да… Вас же не кормили сегодня еще. Не разделите ли со мной ранний ужин?

— С удовольствием, — расшаркался бывший узник.

Взаимные расшаркивания закончились и оба императорских генерал-адъютанта — бывший и нынешний — стали подниматься по старой каменной лестнице, стремясь попасть под лучи закатного солнышка.

За ними собрались и 'волкодавы'.

— Капитан, останьтесь, — попросил я офицера из ведомства второго квартирмейстера генштаба, который собственно и нашел тут Вейфорта.

— На предмет?

— Проверить одну гипотезу. Но для этого мне нужен независимый свидетель.

— Ефрейтор ко мне, — крикнул офицер в лестничный пролет.

— Зачем нам еще и ваш ефрейтор? — спросил я.

— Независимых свидетелей должно быть два. Да и протокол кто-то же должен составлять, — просветили меня.

Когда ефрейтор разведки ссыпался в подвал, я приказал Ягру.

— Ищи в камере ключ от этого замка — похлопал я по железным прутьям самой камеры.

— Почему вы так решили, господин командор? — спросил меня капитан.

— А вы воздух понюхайте, — предложил я.

— Затхло, как и в любом старом помещении, которое долго не проветривали. Но ничего особенного.

— А ничего особенного и быть не должно. Нет естественных запахов. Ефрейтор, откройте крышку параши.

Тот подчинился и ответил.

— Чистая. Даже вымытая.

Я поднял палец вверх и заявил авторитетно.

— А генерал утверждает, что просидел тут трое суток.

Через полчаса поисков ключ нашелся, под этой самой тяжелой дубовой парашей. В месте, где его бы никто и подумал искать. А если бы и подумал, то побрезговал. А если бы и подумал, то побрезговал бы с точки зрения императорского генерал-адъютанта.

Мы терпеливо дождались в коридоре, пока Молас закончит под светскую беседу трапезничать с Вейхфортом и на выходе предъявили последнему ордер на арест от имени императорской чрезвычайной комиссии. И надели на него наручники.

Молас сделал вид, что он к ЧК не имеет никакого отношения и только буркнул.

— Надеюсь, командор, вы знаете что делаете? Но заявляю сразу, я вынужден буду об этом доложить его величеству, — склонил он лоб в сторону бывшего генерал-адъютанта.